Сюрприз в эшелоне

В конце лета 1944 года мы прибыли из Пятигорской танковой школы в Нижний Тагил для получения боевой техники. Распорядок дня был уплотнен до предела. После завтрака шли тактические занятия. В шесть часов вечера был обед и ужин одновременно. Из столовой отправлялись на завод, помогали рабочим собирать технику - фронту требовались танки, и нас спешили скорее отправить в действующую армию.

Накануне отъезда во время завтрака ко мне подошел посыльный из «Смерша», отозвал меня в сторону, тихо, но властно сказал:

-    Вас вызывает капитан. Завтракайте. Я подожду.

Мне стало как-то не по себе. Не помню, как сел за

стол. Машинально глотал перловую кашу. С тревогой думал, зачем я понадобился Особому-отделу. Вспоминал: не рассказывал ли я кому политических анекдотов? Может быть, за обмундирование? После окончания танковой школы нас одели во все новое. Но по дороге в Нижний Тагил мы кое-что с себя продали. В Нижнем Тагиле перед отправкой нас одели по-новому, так как посылать на фронт в рванье посчитали неприличным.

Позавтракав, я вышел из столовой, на углу меня поджидал посыльный. Он подал мне знак рукой, и я пошел за ним. Остановились у красного кирпичного двухэтажного здания с надписью на двери «Санчасть». Посыльный открыл дверь, пропустив меня первым. Когда мы зашли в зубной кабинет, он удалился. Ничего не понимая, я стоял в растерянности. Минут через пять из глубины кабинета появился капитан. Он вежливо пригласил меня сесть.

-    Надеюсь, Вы понимаете, позвал я Вас сюда не зубы лечить?

-    Они у меня не болят, - волнуясь, ответил я.

-    Да Вы успокойтесь. Мне просто нужно с Вами поговорить.

Капитан поинтересовался, кто мои родители, есть ли братья, где они. Я ответил, что два брата на фронте, один учится в речном техникуме. Потом дал мне заполнить какой-то бланк, где кроме вопросов о биографических данных было написано, что данный разговор я должен держать в тайне, разглашение его карается законом. Когда я заполнил бланк, капитан сел рядом со мной и стал доверительным тоном говорить мне.

-    Завтра отправляетесь на фронт. Доедете ли Вы до действующей армии, будет зависеть от Вас. У нас есть информация, что за этим эшелоном охотится разведывательно-диверсионная группа противника. На платформах танки новой модификации. Возможно, будет предпринята попытка взорвать состав. Поставлена задача - не допустить этого. Нам нужна Ваша помощь. Во-первых, Вы должны следить, чтобы в Ваш вагон, в эшелон во время пути никто из посторонних не садился, вето бы он ни был: мужчина, женщина, старуха, подросток, военный в любом чине. Если заметите постороннего, немедленно докладывайте. - Кому? - робко спросил я. - Связь будете держать с командиром первого взвода старшим лейтенантом Гриценко. Он выходит на каждой большой остановке. Его псевдоним для письменного сообщения «Левитин». Под каким псевдонимом будете подписываться Вы?

-    Семенов, - ответил я. - Хорошо, вот Вам бумага, пишите: «Я, такой-то, с псевдонимом «Семенов», обязуюсь сообщать Гриценко, в скобках «Левитину», о том-то, о том-то...»

-    Понятно?

-    Понятно, - вздохнул я.

Взял бумагу, написал, как велел капитан.

С противоречивыми думами вернулся в казарму. Моего отсутствия никто не заметил. Занятий не было, готовились к отъезду.

Проводы в Нижнем Тагиле были торжественными, состоялся митинг, играл оркестр.

Наш экипаж после погрузки танков послали в распоряжение старшины эшелона. В специальный вагон, выделенный для него, мы загружали продовольствие. После работы старшина попросил выделить ему одного человека. Жребий выпал на меня - я перебрался к нему в вагон.

На другой день вечером на небольшой станции мы долго стояли. Старшина вышел из вагона, чтобы поразмяться. Примерно через полчаса вернулся, но не один, с ним пришла женщина в форменной фуражке железнодорожника. В правой руке у нее был небольшой аккуратный чемоданчик. Женщина отошла в сторону, в темноту. Встала так, чтобы я ее не разглядел. Старшина влез в вагон, подошел ко мне.

-    Иди погуляй, - сказал он мне заговорщическим шепотом, - побудь с товарищами, возьми тушенки, угости их. На следующей узловой станции придешь. У меня тут наклевывается...

На узловую станцию мы прибыли глубокой ночью. Все время шли без остановки, только в одном месте замедлили ход. Попрощавшись с ребятами своего экипажа, я спрыгнул на перрон. Некоторое время стоял в нереши тельности. Сообщать или не сообщать?

С одной стороны не хотел, чтобы у старшины были неприятности - ведь мы оба ехали на фронт, да и кто дал право судить его личную жизнь? С другой - если в чемоданчике у железнодорожницы «адская машина», то на моей совести десятки жизней боевых товарищей, новейшая техника.

Я решительно пошел к вагону, где находился командир первого взвода старший лейтенант Гриценко. Искать его долго не пришлось. Он ходил у своего вагона. Я назвал свой псевдоним, после чего он спросил:

-    Что случилось?

-    В эшелоне едет посторонняя женщина, - сообщил я.

-Где?

-    В вагоне у старшины...

Вслед за мной в вагон пришел старший лейтенант с незнакомым мне майором. Старшина был сильно пьян и спал. Как ни пытались разбудить его, не смогли. «Железнодорожницы» и след простыл.

-    На всякий случай давайте осмотрим вагон, - сказал майор.

Осветив фонариком, старший лейтенант из-за мешков достал чемоданчик, тот самый, который был у незнакомки. Когда его открыли, послышалось тиканье часов.

-    Мина - сюрприз с часовым механизмом, - заключил майор, - поставлена на четыре часа утра. Как раз в это время должен ваш эшелон проезжать через железнодорожный мост. Здорово рассчитала, стерва.

Подругу старшины довольно быстро нашли в пристанционном городке. А наш эшелон благополучно прибыл на фронт.

Судьба распорядилась так, что с Гриценко я оказался в разных частях и больше не виделся. Не встречался больше и с капитаном из контрразведки. Вообще с сотрудниками «Смерша» не довелось контактировать - видимо, нужды в моей помощи уже не было. А случай этот в эшелоне до сих пор памятен. Маленькая победа на незримом фронте стоила дорого. Это я понял там, на передовой, когда наши танки пошли в атаку.